[Форум Rossia.org] [Ответы и комментарии] [Написать ответ]
Отправлено
soul 18:15:42 26/07/2000:
В свое время Советская власть упорно и однообразно занималась тем, что выдавливала всех искренних, не способных играть в ее вконец омертвелые игры людей в диссидентство. Теперь аналогичным же полезным делом занялись, похоже, те, кто называет себя либеральной интеллигенцией. Вот и я удостоился от нее повышения. Из обыкновенного востоковеда и писателя «Литературная газета» № 27 в одночасье произвела меня в теоретики русского нацизма. Основанием для этого послужила моя статья «Некрасиво защищаться не запретишь», написанная в апреле как раз для всегда любимой мною «Литературки» и вскоре вывешенная на моей официальной странице в сети. За истекшее время статья вызвала нарекания лишь у одного из моих сетевых собеседников, проживающего в Западной Украине. В тех местах, как говорят, недавно даже запретили пользоваться в общественных местах русским языком, слишком уж он русский. Лестное назначение в нацистские идеологи явилось для меня полной неожиданностью. Я и узнал-то о нем случайно. Мне позвонил, наткнувшись на эту публикацию, добрый знакомый и коллега из Ставрополя — из тех краев, которые по милости отнюдь не русских нацистов после распада Союза стали прифронтовой зоной и где не понаслышке и не из газет знают, с какой стороны грозит России нацизм. Из редакции же никто не озаботился сообщить мне, под каким соусом меня собираются печатать. Никто не проконсультировался, хочу ли я видеть свою статью к качестве российской «Майн кампф», или предпочту ее снять. Абсолютно большевистская методика: приватизировать... тьфу!.. экспроприировать у буржуазии, скажем, Невский проспект и назвать его улицей Двадцать Пятого Октября. Так и тут: в редакционной врезке к статье, под простым и ясным заголовком «Теория и практика русского нацизма», заявлено, что «"Литературная газета", одна из трибун либеральной интеллигенции, считает, что интеллигенции надо знать, кто ей противостоит. Врага надо знать». И дальше пояснено, что я несколько сложней, чем баркашовские активисты, «набравшиеся мудрости в геббельсовских брошюрках и «протоколах сионских мудрецов»». Строго говоря, за такие вещи надобно подавать в суд за оскорбление чести и достоинства. Но все, с кем я пробовал обсудить перспективы процесса, сошлись в одном: чтобы засудить столичного либерала, нужно иметь чрезвычайно много денег. Так что мне не светит. Ладно. Благодаря великолепной иллюстрации, которой «Литературка» снабдила эту мою публикацию, я оказался в славной компании. На картинке посреди моего текста изображен российский солдат, скорбящий у скромной могилки однополчанина, над ним — двуглавый орел, гордо сидящий на фашистской свастике, а симметрично по сторонам — молящиеся на эту самую свастику ангелы Божьи, приватизированные художником с православных икон. То есть и российская культурная традиция, и российская государственность, и российская армия разом оказались записаны в нацизм, в стан врагов либеральной интеллигенции. Кого же она в таком случае числит в друзьях? Воины, и живые, и мертвые — мертвые в особенности — тоже не могут подать в суд. А чины ангельские — и подавно. У них свои способы ответного воздействия. Мне же в этой головокружительной ситуации остается лишь сказать следующее. Я, перед лицом своих товарищей, торжественно обещаю носить клеймо русского нациста честно, спокойно и с достоинством. Обещаю и впредь по мере сил и разумения быть врагом всем проявлениям экстремизма, в том числе и либерального. Обещаю, что и впредь боль за свою страну и свою многонациональную нацию не заставит меня никого ненавидеть, предавать и шельмовать. Обещаю, что и впредь буду говорить то, что думаю и чувствую, и ничего, кроме этого — а убеждения свои корректировать или пересматривать только в результате собственной духовной работы. Вот такая у русского нацизма теория. Заявляю, как официально назначенный теоретик, с полной ответственностью. Что же касается его практики, то, ежели Небеса попустят подобному несчастью (во что я не верю), она окажется, я думаю, совершенно иной, чем это живописуют сейчас либералы. Четверть века назад парторгам, особистам и правильным газетчикам тоже, небось, и не снилось, что самые практичные и потому самые опасные диссиденты явятся к ним не из эмигрантского Парижа, не из подслащенного Горького, не из институтов, библиотек и психушек — а из кабинетов их же собственного идеологического начальства, из взалкавшей особняков на Канарах и в Альпах номенклатурной Москвы.
Ответы и комментарии: