Про Резуна (к спору о гуманитариях)


[Форум Rossia.org] [Ответы и комментарии] [Написать ответ]


Отправлено Эли Воронель 00:39:41 05/07/2000:

 
ТАЙНА «ЛЕДОКОЛА»
 
 
Я написал этот короткий очерк с одной-единственной целью — чтобы проиллюстри-ровать рассказанное в основном тексте книги примером практического разбора некоторо-го исторического нарратива (именно нарратива, а не публикации источников и тем более не традиционной научной статьи). На мой взгляд, нет ничего более удачного для такой иллюстрации, чем произведения Виктора Суворова ("Ледокол", «День М», «Последняя республика», «Очищение» и т.д.). Популярность этого автора достаточно велика, с его книгами знакомы, думаю, все, кто когда-либо интересовался историей второй мировой войны и историей вообще. Вокруг его концепции все еще ведутся споры, ломаются копья, но «Ледокол» продолжает себе плыть, не обращая внимания на волны критики. Казалось бы, с точки зрения фактологии «лживость построений Суворова-Резуна давно доказана». Но позвольте с этим не согласиться – и вовсе не потому, что я верю в «правдивость» его концепции. Сейчас для нас важно другое — почему концепция Суворова, в общем-то, выиграла битву на «рынке идей» и стабильно привлекает внимание читателя, а многочис-ленные доказательства ее неправильности не воспринимаются всерьез.
 
Данный очерк написан мной без оглядки на какие бы то ни было моральные или идеологические ограничения. Это не значит, что я намерен защищать суворовскую концепцию. Более того, я, в общем-то, скорее принадлежу к числу ее противников. И, тем не менее, я могу сказать следующее — вся интеллектуальная борьба с ней сводилась и сводится к нескольким ведущим в полный тупик методам:
 
1) на все факты, приводимые автором, находят «контрфакты», уличают Суворова в «передергивании», «истолковании в свою пользу» и иных вариантах «научной нечестно-сти», а затем на этом основании отвергают всю концепцию;
 
2) приводят весьма «содержательные» и «ценные» научные аргументы о 20 миллионах павших, пролитой крови и разрушенной врагом европейской части СССР, добавляют, что Суворов — предатель Родины, и на этом дискуссия обычно заканчивается (я понимаю все эмоции, но они ровным счетом ничего не весят на загадочных весах Клио);
 
3) заявляют, что «Суворов — это Резун, а Резун — еврейская фамилия, так чего же вы еще хотите от еврея и перебежчика, да еще вдобавок бывшего человека из спецслужб (агент ГРУ и ЦРУ одновременно)».
 
Научным методом спора принято считать первый, то есть игру на том же поле, на котором якобы играет Суворов, и по тем же правилам. Два прочих аргумента, при всей их обоснованности с чьей бы то ни было точки зрения, всерьез рассматривать вообще нельзя. На «ветеранские обвинения» автор самым простым способом может ответить, что он и не отрицает жертв советского народа, и даже его роль в освобождении Европы от фашизма. Просто все произошло по вине Сталина, а не Гитлера. Что касается обвинений в характерном стиле антисемитской прессы, то, думается, Суворов легко их проигнорирует и в результате даже приобретет сторонников.
 
На месте критиков-фактологов я задался бы совершенно иным вопросом: почему же, несмотря на все разоблачения, концепция Суворова до сих пор существует, имеет массу сторонников и даже последователей? Не стоит ли историкам поучиться у этого автора? А у него действительно есть, чему поучиться.
 
Прежде всего, мы должны отметить почти что религиозный характер дискуссий сторонников и противников «Ледокола». Одни «верят» в то, что Сталин мечтал развязать войну с Германией. Другие — тоже «верят» в то, что кремлевский диктатор, в свою очередь, свято верил в договор 1939 г. и оказался не готов к войне вообще. А вот какие формы приобретает изложение этих разных «вер», никто не анализирует и не интересуется.
 
Я утверждаю следующее: Суворов-Резун по каким-то причинам — то ли как бывший специалист-аналитик соответствующей «конторы», то ли по прирожденному таланту, то ли почему-либо еще, является почти непревзойденным мастером построения современно-го исторического нарратива. Он владеет законами повествования, не боится смелых интерпретаций, умеет правильно строить защиту и нападение. И, самое главное, он, похоже, давно «раскусил», на каком уровне и как следует доказывать свою правоту. Суворов чрезвычайно хитрый автор. Он как бы предлагает играть с ним на шахматной доске, хотя сам при этом ведет совершенно иную игру на совершенно другом поле, и все его шахматные ходы зависят от ее результатов. Кстати, конечный результат шахматной партии ему, скорее всего, безразличен. И его «научные критики» оказываются в ловушке, которую построили им правила развития исторического повествования.  
 
Ниже я попробую кратко описать методы и средства, которыми пользуется этот автор, чтобы показать, почему любой спор на «фактическом поле» будет проигрышным для его противников.
 
Прежде всего, Суворов активно использует идеоморфную парадигму, великолепно владеет искусством подбора нужных фактов. Его книги всегда представляют собой доказательства нескольких четко сформулированных тезисов. Например, в «Ледоколе» это особенно хорошо заметно: в начале каждой главы выдвигается тезис, затем он доказыва-ется путем подбора соответствующих фактов, а потом вновь повторяется, но уже в соотношении с общей идеей книги. Это весьма выигрышный подход в изложении, в особенности же он подкупает своей «честностью» (мол, вот вам факты — они говорят сами за себя; автор просто их интерпретирует, замечая при этом, что другой верной интерпре-тации и быть не может).
 
На содержании «набора центральных утверждений» Суворова мы остановимся ниже, а пока перейдем к краткому разбору «системы образов» автора. Главный образ, конечно — «ледокол революции», советский режим, главный виновник второй мировой войны. С самого первого дня существования этот  ледокол рвется вперед, сокрушая все на своем пути. Автор практически не задается вопросами о природе советского режима, о внутренних механизмах его функционирования. Все, что может вызвать у читателя «вредные сомнения», отметается в сторону. Суворов изображает два сверхрационально организованных монструозных образования — советский и нацистский режимы. Каждый из них имеет совершенно определенную цель: мировое господство. Причем нацизм, по Суворову, стал реакцией на большевизм и тоже вырос до огромных размеров мифическо-го чудовища.
 
В «Ледоколе» можно сразу заметить наличие «ментоформы»: это мифическое сражение двух превосходящих человеческое разумение, почти хтонических чудовищ, одно из которых «собиралось напасть», а другое «прыгнуло первым». Результат — одно из чудовищ погибло ("прыгнувшее первым"), а другое не смогло полностью подчинить себе мир из-за этого неожиданного прыжка, хотя и победило в битве. Мифическая схватка заканчивается утверждением на большей части Земли некоторого «светлого и справедли-вого порядка» (западной демократии), что стало именно результатом схватки двух монстров.  Логика развития мифического сюжета ведет нас и дальше: к утверждению о том, что погибшее чудовище оказалось невольным спасителем остального человечества – за исключением восточноевропейских наций. Так желающее зла неожиданно совершило благо. Дальнейший ход мысли повествователя может быть разным. Резун никак не продолжает свой миф, он «закрывает его сверху», не соотносит ни с какой интеллектуаль-ной или философской традицией. Нам придется сделать предполагаемые выводы за него (при этом я, как всегда, не настаиваю на их абсолютном характере).  
 
Идеоморфизм Суворова касается характеристик только одного из монстров — советского. Он в явном виде утверждает, что:
 
1. В СССР не существовало внутриаппаратных лобби, как в других странах. Все решения принимались неким единым мыслящим центром, скорее всего, в лице самого Сталина.
 
2. Сталин был величайшим суперстратегом, который всегда продумывал свои дей-ствия на десять-двенадцать ходов вперед.
 
При этом, по мнению Суворова, многие принципиальные решения Сталина принимались так, что не сохранилось не только важнейших документов (что еще можно объяснить), но и многих побочных документальных свидетельств (это уже почти необъяснимо). То есть Суворов подводит к мысли, будто Сталин был столь великий мыслитель, что просчитывал абсолютно все побочные следствия и для борьбы с ними держал мощнейший аппарат ГБ, который впоследствии проходил по архивам, как Мамай, все сметая на своем пути (действительно, прямых, так сказать, «дубовых» свидетельств о подготовке СССР к нападению на Германию не сохранилось).  Он вынужден анализиро-вать массу «оперативной информации», часто совершенно разрозненной – от разных редакций уставов РККА до свидетельских показаний крестьян с Западной Украины (известная история с сапогами советских солдат, которые были предназначены для наступательных операций).
 
К числу прочих утверждений идеоморфной части нужно отнести следующие:  
 
1. Основной целью коммунистического режима было уничтожение Запада, поэтому СССР всю свою военую промышленность и государственную политику ориентировал на разрушение Европы.
 
2. В своей тайной и явной поддержке фашизма до 1939 г. Сталин преследовал единственную цель: руками немцев разрушить Европу, а потом прийти туда и превратить ее в несколько советских республик.
 
3. Власть Сталина с самого 1924 г. была чрезвычайно сильна, поэтому все действия режима, касающиеся репрессий, коллективизации и т.п. следует рассматривать, как хорошо продуманные и заранее рассчитанные (не было «необоснованных репрессий»).
 
4. СССР готовился к войне с Европой, прежде всего с той же Германией, 15-20 лет. На эту подготовку были брошены практически все средства режима.
 
5. Несмотря на отдельные неудачи, вроде провала планов первой и второй пятилет-ки, голода в деревне и т.п., коммунисты добились небывалых успехов в военной подготовке.
 
6. Коммунистический режим в СССР – это рациональный милитаристский супер-монстр, ориентированный на войну против западных стран.
 
В сущности, эти восемь главных утверждений и предопределили успех книг Суворова. Дело в том, что они в явном виде подвергают критике сложившуюся в мозгах «простых советских людей», не менее мифологическую картину (прямо-таки «картинку»!) второй мировой войны, полностью противоположную суворовской. Выглядела она примерно так: некое «доброе» существо (СССР) постоянно боролось за мир во всем мире, за создание системы коллективной безопасности для других «существ», будучи при этом «осажденной крепостью», поскольку все соседи были явно враждебны ему. Соседи-враги желали уничтожить «доброе» существо и для этого вырастили монстра, «цепного пса реакции» — гитлеровский режим. Однако «хороший» советский режим пытался наладить отношения и с ним, хотя осознавал, что война все же неизбежна. «Псу» удалось вероломно напасть на «добряка», последний понес тяжелейшие потери, но все же ценой колоссаль-ных усилий смог победить врага. Добро восторжествовало над злом, но за это была заплачена очень высокая цена. Естественно, место «пса» тут же заняли другие, не менее зловредные существа.
 
Достаточно долгое время этот миф господствовал в сознании советских людей. «Дело прочно, когда под ним струится кровь», говорил Некрасов. Покуда картины войны были еще яркими в воспоминаниях старшего и даже среднего поколения, никакую иную мифологию советское сознание не восприняло бы даже при усиленной ее пропаганде. Поэтому подавляющее большинство исследований, даже самых серьезных (причем как в СССР, так и во многих зарубежных странах) было выдержано в координатах именно этой мифологической схемы. Отступлений от «ментоформы» почти не было. Но наступил и переломный момент в общественном сознании, и пришелся он именно на начало 70-х гг. (как раз тогда советский разведчик Резун уходит на Запад и превращается в писателя Суворова). Знаковым моментом изменения отношения к фашизму, как явлению, стал фильм «Семнадцать мгновений весны» (это совершенно правильно отметил С.Кара-Мурза в своей статье «Сноп индивидуальностей — или коммуна личностей»; см. «Наш современ-ник», 1996, №6). Добавлю, что не меньшую роль сыграл документальный фильм М.Ромма «Обыкновенный фашизм», снятый на несколько лет раньше. Результат оказался неожиданным — внешний антураж фашистского режима многим зрителям понравился, некоторые даже стали ему подражать. Другие нашли ярко выраженные параллели между советским и нацистским искусством (мне, например, кажется, что М.Ромм проводил их намеренно и осознанно, почти что прямым текстом). Таким образом, советское общество пережило внутренний интеллектуальный раскол.
 
Все это, несоменно, учел Суворов, «как бы» переходя на сторону «злого монстра». Учел он и другое — появление на сцене советского общества такой фигуры, как «маленький человек». Психология и мифология «маленького человека» (мелкого буржуа, представите-ля среднего класса) обычно выдержана в неких страдательных формах. «Маленький человек» чаще всего оказывается жертвой обстоятельств, игры стихий, борьбы двух «запредельных» противоположностей — и тем самым вызывает сострадание. Этому новому для России человеку, несомненно, требовался и другой нарратив, просто он не всегда ясно осознавал такую свою внутреннюю потребность. Нет никаких сомнений, что картина, изображаемая Суворовым, скорее всего, намеренно рисовалась в этих красках.
 
Автор «Ледокола» попросту высказал сомнение в «животворности» и святости советского мифа о войне. Но сделал он это чрезвычайно аккуратно — не задевая за живое участников войны и патриотов СССР. Нигде, ни на одной странице Суворов не упрекает советских солдат и даже генералов в том, что они воевали за, казалось бы, неправое дело. Попросту говоря, для них всего лишь «так сложились обстоятельства». Им нужно было занять определенную позицию в этой войне, неважно, какую. Да и бессмысленно было «маленьким людям» сражаться против советского монстра. Кроме того, Суворов учел и общественную тенденцию к «любованию злом» (а именно это многих привлекало к фашистскому антуражу) — и приписал коммунистическому режиму сверхрациональность, организованность, целеустремленность, то есть то, о чем, в сущности, мечтали миллионы «маленьких людей»1. Это была игра на своеобразных патриотических чувствах. Предста-витель «среднего класса» получил набор из двух утверждений: а) «мы не хуже фашистов с точки зрения организации и возможностей»; б) «а все-таки коммунисты сволочи — хотели весь мир покорить и напасть первыми». При этом, как и следовало ожидать, «маленький человек» оказывался жертвой обстоятельств, пушечным мясом в схватке богов – но именно богов, а не грязных диктаторов.  
 
Выходит, что главная составляющая суворовского литературного успеха кроется вовсе не в «истинных фактах» и тем более не в выводах аналитика, а в апелляции к скрытым сторонам советского сознания. Покуда в обществе существует центральный миф, тем более такой, как советский миф 1941 г., покуда за отступление от этого мифа карают (раньше — тюремным заключением, теперь — моральным остракизмом), то у такой мифологической структуры всегда будут противники, сначала скрытые, а потом и явные.
 
Суворов просто-напросто создал «антимиф», стал «черным шаманом», в отличие от «белых шаманов» советской историографии. И результат оказался потрясающим. Суворова невозможно опровергнуть путем фактической критики, как бы кто-либо не пытался утверждать обратное. Более того, любая попытка спора с ним обязательно превращается в философский диспут. Сразу возникает, по крайней мере,  вопрос, вообще не имеющий прямого отношения к теме войны: какова природа советского режима? Суворов, по-видимому, считает, что эта природа — в монолитной власти военно-промышленной элиты большевизма, которая была объединена единой целью уничтожения Запада и разжигания мировой революции, причем ни на шаг не отступила от своей цели. Лишь поражение в великой войне сбило советских вождей с толку, с 1945 г. коммунисти-ческая империя потеряла ориентиры и вступила в стадию медленного заката. «Ледокол» начал ржаветь, разваливаться и примерно через полвека затонул. История СССР у Суворова выглядит, как великое восхождение на вершину, поражение у самого верха славы и медленный спуск вниз. Советский Союз обретает еще одну «ментоформу» — несостоявшегося «злого» героя. Иными словами, автор, судя по всему, намеренно строил эти схемы объяснений по мифическим образцам (впрочем, это лишь мое предположение).
 
Обе суворовские мифологемы весьма плодотворны. «Схватка запредельных монстров» и «несостоявшийся герой, наказанный Верховным Богом за гордыню» — не очень и не всегда совместимые сюжеты, но зато каждый может здесь вычитать нечто свое. Суворов рассказывает две яркие притчи: во-первых, давно ожидаемую советским обществом сказку о «маленьком человеке» как жертве великих исторических обстоя-тельств, и, во-вторых, о «герое, бросившем вызов богам» (т.е. о коммунистическом режиме) и поплатившемся за это. Ему, так сказать, удалось совместить в своем труде историю Йозефа К. из «Процесса» Кафки и миф о Прометее. Второй миф, прометеевский, также близок сознанию «мелкого буржуа», среднего класса – он подчеркивает незыбле-мость моральных и религиозных устоев, оправдывает общественную стабильность и существующий порядок вещей. В данном случае речь шла о том, что вскоре расцвело пышным цветом в перестроечных дискуссиях – об уходе СССР со «столбовой дороги истории» и т.п. (а ведь тезис этот довольно-таки относительный, чисто пропагандистский).
 
Более того, Суворов, как человек, широко мыслящий, видимо, понимал (а на Западе понять это было довольно легко), что Советский Союз не вечен, так же, как и «третий рейх». Обязательно настанет момент, когда этот режим уйдет с исторической арены – пусть даже это будет через триста лет. Такова судьба любой общественной организации, любого государства – все остальное лишь вопрос времени. Это обязательный конец любого традиционного исторического сказания – «ничто не вечно под луной». Да, СССР уйдет в небытие. Но тогда «маленькому человеку» нужно будет что-то сказать в свое оправдание. Виктор Суворов сделал это за него. Обратим внимание и на то, что почти в то же самое время появляются книги социолога А.Зиновьева, фактически оправдывающие советский режим, как строй, проистекающий из глубинной сущности характера русского человека, как средство организации русского общества. Это была уже новая идеология с другой стороны – со стороны рационально мыслящей советской элиты. Она придумывала себе свое оправдание, свой «сказ». Получилось так, что «сообщение» Зиновьева советская номенклатура не поняла. И теперь ей почти нечего сказать «перед судом истории».
 
Таким образом, творчество Суворова следует рассматривать не как вольную или эмоциональную интерпретацию фактов, не как большую фальсификацию и намеренную ложь, а как яркую и удачную попытку высказать «все человеческое» значительной части советского среднего класса, такого, каким он сформировался к началу 70-х гг. Именно эту сторону работ Суворова нужно было анализировать в то время, а не вступать с автором в фактическую полемику. Пресловутые «аналитики из КГБ», похоже, тогда этой возможно-сти не оценили.
 
Спорить с мифологией исторического нарратива, с его «ментоформой» путем подбора опровергающих фактов совершенно бессмысленно. Это напоминает схватку шахматиста с борцом сумо, причем каждый из них играет по правилам своей игры. Это разные уровни борьбы. К тому же любой факт играет как на подтверждение концепции, так и на ее опровержение. Нужно просто создавать иной миф или развивать до абсурда мифологическую программу Суворова. В данном случае и то, и другое вполне возможно. Я скажу лишь о второй возможности, мне она более близка.
 
Во-первых, в ходе дискуссии следует, акцентируя вопросы «этиологии» советского режима, «перевести стрелки» в область теорий происхождения большевизма. При этом, судя по всему, Суворов будет вынужден строить в свою защиту целую искусственную программу, требующую каких-то мало приемлемых для современного научного сознания выводов о происхождении коммунистического режима, вплоть до финансирования его западными державами, банками, и развития концепции «Ленин — немецкий шпион». Так откроется «темная сторона» теории идеальной рациональности советской системы, в основе которой – подсознательные страхи советского «маленького человека», включая такие избитые и заезженные темы, как «антисемитизм», «жидомасонство» и прочее.
 
Во-вторых, можно спокойно и без всяких проблем перенести «идеологию маленького человека» на межгосударственные отношения, и затем задаться вопросом: а не была ли война СССР и Германии спровоцирована некими силами, стоящими выше и вне двух сражающихся «монстров»? Не были ли сами эти чудовища жертвами чего-то более великого и ужасного, какого-то иного «злого бога»? В любом случае, в конфликте двух тоталитарных режимов стоит поискать и того, кто «стоял за кулисами» или, используя китайскую метафору, «сидел на горе, наблюдая за схваткой двух тигров». Ведь мы помним, что в древности войны были частью ритуала, установленного богами, высшими силами – об этом прямо и неоднократно писал тот же М.Элиаде. Кто же «сидел на горе»? Его следует искать, исходя из той же мифологической структуры нарратива. Естественно, этот «третий» должен быть реальным существом, а не искусственной, сомнительной или «запредельной» конструкцией (поэтому на его роль настоятельно прошу не предлагать масонов, сионистов, евреев, мистиков из КГБ, чертей, колдунов, солнечные пятна и инопланетян, а также прочие подобные «физические явления», включая и какие-нибудь «производственные циклы»). Этот «третий» должен иметь институциональное, т.е. государственное, оформление, активно действовать и хорошо распознаваться. Кому выгодна, в конечном счете, вся вторая мировая война? Кто реально в ней победил? Я думаю, традиционный суворовский метод аналитической оценки роста производства, доходов населения и вычисления многих, в том числе самых дальних последствий, очень быстро покажет нам реального, абсолютного победителя войны 1939-1945 гг. (СССР победил лишь относительно). Думаю, большинство читателей уже догадались кого (или что) я имею в виду, но все же имя победителя я произносить не буду. Должен же оставаться хотя бы легкий налет тайны на всей этой темной истории. И вот тогда мы зададимся вопросом: а если победителем вышел именно он, не его ли заслуга присутству-ет в организации самой войны? Уж очень хорошее в этом случае получается историческое сказание.
 
Иными словами, дискуссия о происхождении второй мировой войны должна быть переведена в две другие побочные дискуссии: 1) какова природа советского режима и 2) кто реально в этой войне победил. Из тактических соображений концепцию Суворова лучше принять или сразу отвергнуть без анализа, но ни в коем случае не спорить с ней по фактическим пунктам. Однако автор должен ответить нам на эти два вопроса. В противном случае его концепция будет незавершенной, не сможет объяснить самые важные моменты предистории войны. Если же Суворов ответит на эти вопросы, используя свой излюбленный метод мышления, мы, скорее всего, со спокойной совестью сможем списать его произведения под грифом «пропаганда фашизма, национализма, черносотен-ного мистицизма и расовой ненависти» (а, может, это окажется для него и самой лучшей рекламой). Ему нужно будет как-то пройти через эти два игольные ушка. Возможно, ему это даже удастся — я высоко ценю Суворова, как мастера «ментоформы» и «дискурса». Но хотелось бы окончательных ответов. Точка в истории «Ледокола» должна быть поставле-на, и поставлена она будет очень скоро. Тем более, что ни СССР, ни «Третьего Рейха» давно нет – так что и спорить, по большому счету, уже не о чем. А «маленький человек», тайные мысли которого высказывал офицер военной разведки Виктор Резун, побеждает в мировых масштабах.
 
Я прекрасно понимаю, что меня после всего этого обвинят в аморализме, неуважении к памяти все тех же 20 миллионов, и, более того, напомнят о простой и очевидной вещи – за спорами о второй мировой войны все еще стоят прямые материаль-ные интересы, в том числе государственные российские. И все же, на мой взгляд, фактический спор с Суворовым никуда не приведет. Факты никогда не опровергают ни одну концепцию. Следует помнить, что, дискутируя с автором «Ледокола» мы, в сущности, не занимаемся «чистой наукой». Скорее, речь идет о высказывании своих внутренних побуждений и подсознательных тревог. В результате выясняется, что многие критики спорят сами с собой, со своим «вторым я», с собственной душой «маленького человека». Уже одно это показывает нам силу и мощность подобных концепций. Единственный способ говорить о Суворове «научно и объективно» – делая это после преодоления в себе психологии «подпольного мелкого буржуа», после изгнания из собственного тела кроличьей души советского интеллигента. Но сегодня это еще невозможно – и неизвестно, будет ли возможно вообще. Именно поэтому суворовская концепция, можно сказать, побеждает. Это знак времени. И, как ко всякому знаку времени, к ней надо относиться серьезно и с пониманием.
 


Ответы и комментарии:


[Форум Rossia.org] [Начало] [Написать ответ]